— Я прошу вас, — забормотал тот, — прошу вас…, Проявите снисхождение, я сам не знаю, что на меня нашло, со мной такого никогда не было…Ваша честь, пожалуйста….
Марта собрала бронзовые волосы в тяжелый узел и прикрылась шалью: "Я вижу, что рав Судаков искренне раскаивается, ваша честь. Каждый может совершить ошибку, потерять самообладание".
— Все равно, — угрюмо ответил офицер, — мы должны будем занести этот случай в реестр городских происшествий за день, и если, — он гневно взглянул на Степана, — если нам станет известно, что вы еще в чем-то таком, — его губы брезгливо искривились, — замечены, — вы сядете в тюрьму.
— Нет, нет, — он чуть не плакал. "Я клянусь…"
— Вам же нельзя клясться, — усмехнулся офицер. Незаметно подмигнув Марте, он велел патрулю: "Пошли, ребята".
Оказавшись во дворе, кто-то из охранников сказал: "Неплохие деньги за полчаса работы, Йоханн. И форму она где-то достала, бойкая дамочка".
— Форма, нам, конечно, больше ни к чему, — задумчиво ответил Йоханн, — переоденемся в том сарае и выбросим ее в канал. А эта, — он ласково улыбнулся, — да, бойкая. Робер и Франсуа мне о ней еще тем годом рассказывали, как я в Париж на общий сбор, — он поднял бровь, — ездил. Там мы с ней и познакомились. Хорошая женщина, — искренне добавил Йоханн. Они, перейдя через мост, исчезли в путанице узких улиц Йордена.
Степан почувствовал, как к его виску приставили пистолет. Он все сидел у стола, уронив голову в ладони. Он скосил глаза — на золотой пластинке, что украшала оружие, было выгравировано "Semper Fidelis ad Semper Eadem". "Вечно верной, от вечно неизменной, — вспомнил он отчего-то.
— Я стреляю без промаха, — раздался над ним холодный голос женщины. "Я спасла вашу дочь, в Париже, рав Судаков. Вырвала ее из рук преступника, убийцы. Господин Мендес де Кардозо, которого вы знаете — вернул ей зрение. Ваш брат, — он мой лучший друг, — довез ее до Иерусалима. Если бы не они, — у вас бы сейчас не было Ханы. У вас очень хорошие дети, рав Судаков, вы их, — женщина помолчала, — недостойны. Берите перо и пишите".
— Что? — спросил он сухим, перехваченным горлом.
— Правду, — она все держала пистолет у его головы. "Зачем вы сюда шли, что намеревались сделать, и как вы преследовали госпожу Мендес де Кардозо, честную, порядочную женщину, которой не повезло привлечь ваше, — Марта издевательски усмехнулась, — внимание".
— Она сама…, - пробормотал Степан. Женщина ледяным голосом велела: "Заткнись, ублюдок, и бери перо. Ну! — она пошевелила пистолетом. Он обреченно стал писать.
Марта посыпала чернила песком, и прочитала бумагу: "Очень хорошо. Имейте в виду — если вы еще раз появитесь в Амстердаме, — а я об этом узнаю, непременно, — этот документ на следующий день ляжет на стол совета общины. После этого вам вряд ли, — Марта почесала нос, — будут тут рады. Или вообще — где-то рады. Вы поняли, рав Судаков? — зеленые, спокойные глаза взглянули на него.
Он только и мог, что кивнуть.
Женщина завязала шаль на груди. Уложив документ в мешочек, засунув пистолет за корсет, она обернулась на пороге: "Вашему брату я ничего не скажу, рав Судаков. Пока, — она помолчала. "Если мне станет известно, что вы еще чем-то таким занимаетесь — Теодор все узнает. Думаю, вам не надо объяснять — на что способен ваш брат".
— Спасибо, — выдавил он сухими губами.
Она все стояла в дверях. Потом Марта, внезапно, сказала: "Думаю, вы очень близко знали покойную Еву Горовиц. Я права, рав Судаков?"
— Да, — он все смотрел на оловянную, покосившуюся чернильницу.
Марта, молча, захлопнула за собой дверь. Он, положив голову на пыльный стол, заплакал.
Часть восемнадцатая
Лондон, лето 1788 года
Карандаш бойко бегал по листам красивого, переплетенного в телячью кожу, блокнота. Молодой человек, — высокий, тонкий, в отлично сшитом, синем сюртуке с жемчужными пуговицами, — прервался. Покусав кончик карандаша, покачав ногой в замшевой, с бронзовыми пряжками, туфле, он поднял темные, большие глаза.
— Мистер Пристли, — улыбнулся юноша, — последний вопрос. Вы, как известно, выделили так называемый "бесфлогистонный воздух", который в последнее время стали называть кислородом…
Джозеф Пристли довольно улыбнулся и кивнул. В библиотеке Королевского Общества было тихо. В открытое окно веяло цветущим жасмином. На блестящем паркете лежали солнечные лучи.
— Так вот, — юноша пригладил густые, рыжие, коротко, по новой моде, стриженые волосы, — как известно, месье Лавуазье, ведущий химик наших дней…
— Я бы поспорил, мистер Констан, — прервал его Пристли, — есть много выдающихся ученых…
— Не сомневаюсь, — юноша обаятельно улыбнулся, показав мелкие, белые зубы, — так вот, месье Лавуазье отрицает существование флогистона. Вы же, мистер Пристли, как я слышал — приняли в этом споре позицию тех, кто считают флогистон новым элементом…
— Просто пока мы его не нашли, — вздохнул Пристли, — но, я уверен, Бехер и Шталь были правы. При горении веществ действительно выделяется некая "огненная субстанция". Мы еще увидим ее, мистер Констан.
— Буду ждать, — вежливо сказал юноша. Захлопнув блокнот, он поднялся: "Я вам пришлю интервью, мистер Пристли, чтобы вы его просмотрели, дня через два. Большое спасибо, что согласились со мной встретиться, — Пристли пожал нежную, с чуть заметными мозолями на пальцах, ладонь. Он скосил глаза на визитную карточку, атласной бумаги. "Мистер Констан, научный корреспондент, The Times.
Он проводил взглядом стройную спину: "Совсем молодой еще. Но в химии отлично разбирается и в физике тоже. Хорошо, что газеты стали интересоваться учеными трудами, — Пристли вздохнул и, потянулся за пером: "Может быть, Лавуазье и прав. Может быть, при горении как раз расходуется кислород, из воздуха. Этот элемент, который и я описывал, и Резерфорд — он ведь тоже присутствует в воздухе, что же с ним случается?"
Пристли начал быстро писать, а потом вздохнул: "Нет, в лабораторию, в лабораторию, так просто ты с этим не разберешься".
Он повел носом — к запаху пыли примешивался горький, волнующий аромат. "Цитрон, — понял Пристли. "Этот месье Констан им душится, не иначе".
Официант опустил на стол серебряный кофейник и тяжелую бутылку мальвернской воды. Юноша, не поднимая головы от своих записей, затянулся тонкой сигаркой, что дымилась в фарфоровой пепельнице. Он махнул рукой: "Поставьте мне в счет".
Когда дверь кабинки закрылась, Констанца отпила кофе. Усмехнувшись, посмотрев на расшифрованное интервью, девушка написала сверху: "Пристли: Лавуазье ошибается". "Нет, — пробормотала она. Победно улыбнувшись, перечеркнув заголовок, Констанца исправила его: "Флогистон существует, говорит ведущий химик Англии".
